Искомая зверь
вторник, 20 сентября 2016
понедельник, 19 сентября 2016
Искомая зверь
"Медуза" рассказала про легендарный сливовый пирог из The New York Times. Впервые этот рецепт был опубликован в 1983 году, но читатели раз за разом просили снова его напечатать. Шли годы, появлялись изменения и вариации, а пирог по-прежнему пользуется невероятной популярностью.
Конечно, я не могла пройти мимо такой истории и приготовила его.
Он очень славный, но для него нужны мелкие кислые сливы. У меня был огроменный сладкий чернослив, с ним немножко не то. И для меня слишком много сахара, любопытно, что количество сахара и так уменьшилось с годами, но все равно. 150 грамм тут максимум, а лучше бы 100, и сверху присыпать не сахаром, а, может быть, молотым миндалем.
Но это все потом, а пока приготовьте его по классическому рецепту и попробуйте Тот Самый пирог с Историей.
Конечно, я не могла пройти мимо такой истории и приготовила его.
Он очень славный, но для него нужны мелкие кислые сливы. У меня был огроменный сладкий чернослив, с ним немножко не то. И для меня слишком много сахара, любопытно, что количество сахара и так уменьшилось с годами, но все равно. 150 грамм тут максимум, а лучше бы 100, и сверху присыпать не сахаром, а, может быть, молотым миндалем.
Но это все потом, а пока приготовьте его по классическому рецепту и попробуйте Тот Самый пирог с Историей.
суббота, 17 сентября 2016
Искомая зверь
Просто один день, дождливая капля в череде месяцев любимого сезона. Но сегодня у меня были:
руки, полные желудей и каштанов;
желтый дутый жилет и узорчатые шерстяные рукава;
кокосовое масло и ядра фундука;
вспыхнувшие огни в темнеющем парке;
древняя ива, похожая на сторожевую башню;
ванильный капучино, согревающий озябшие пальцы.
А значит, я была сегодня счастлива. И видела волшебство.
руки, полные желудей и каштанов;
желтый дутый жилет и узорчатые шерстяные рукава;
кокосовое масло и ядра фундука;
вспыхнувшие огни в темнеющем парке;
древняя ива, похожая на сторожевую башню;
ванильный капучино, согревающий озябшие пальцы.
А значит, я была сегодня счастлива. И видела волшебство.
четверг, 15 сентября 2016
Искомая зверь
15.09.2016 в 16:12
Пишет Парасоль:Alexandra DvornikovaURL записи
Пожалуй, пришло время завораживающе-мрачной осенней магии...
Tumblr
среда, 14 сентября 2016
Искомая зверь
Осень продолжается, и сегодня был день:
колготок цвета кофе с молоком,
платья с какими-то почти викторианскими цветами,
многослойного платка со звездочками и лунами на концах,
аромата Rose Oud в волосах,
стихов Дилана Томаса под пальцами в подземке.
колготок цвета кофе с молоком,
платья с какими-то почти викторианскими цветами,
многослойного платка со звездочками и лунами на концах,
аромата Rose Oud в волосах,
стихов Дилана Томаса под пальцами в подземке.
вторник, 13 сентября 2016
Искомая зверь
...неожиданно случился у меня.
Поэтому на плите оказался рыжий тажин, в котором булькало перечно-томатное рагу с дымным черносливом, желтой куркумой и лавровым листом.
Под столом прячется пузатая оранжевая дыня, которая пахнет медом, холодом и ушедшим летом.
В чайной лавке я решительно выбрала себе самый осенний и красивый чай, чтобы пить на работе. Им оказался Redberry Crumble от "Гринфилд".
Одно описание его звучит осенне-зимней песней или заклинанием.
Послушайте:
Чай черный байховый,
корица,
брусника,
лист черной смородины,
ананас,
лепестки цветков апельсина,
яблоко,
аромат "брусничный пирог".
И он правда очень приятный, первый глоток пахнет смешным, немножко мультяшным свежим пирогом, а под ним разворачивается что-то темное, влажное, полное отдаленных привкусов осени.
Мой, напиток, мое настроение, мое время года.
Поэтому на плите оказался рыжий тажин, в котором булькало перечно-томатное рагу с дымным черносливом, желтой куркумой и лавровым листом.
Под столом прячется пузатая оранжевая дыня, которая пахнет медом, холодом и ушедшим летом.
В чайной лавке я решительно выбрала себе самый осенний и красивый чай, чтобы пить на работе. Им оказался Redberry Crumble от "Гринфилд".
Одно описание его звучит осенне-зимней песней или заклинанием.
Послушайте:
Чай черный байховый,
корица,
брусника,
лист черной смородины,
ананас,
лепестки цветков апельсина,
яблоко,
аромат "брусничный пирог".
И он правда очень приятный, первый глоток пахнет смешным, немножко мультяшным свежим пирогом, а под ним разворачивается что-то темное, влажное, полное отдаленных привкусов осени.
Мой, напиток, мое настроение, мое время года.
понедельник, 12 сентября 2016
Искомая зверь
У ветра меняется голос. Деревья теперь звучат суше и строже, звуки царапают ухо острыми углами.
Ветер невидим за темным окном, но его все больше и больше, с шорохом поднимаются лиственные паруса, и мы мчимся в холодную ночь с обещанием дождей.
Ветер невидим за темным окном, но его все больше и больше, с шорохом поднимаются лиственные паруса, и мы мчимся в холодную ночь с обещанием дождей.
воскресенье, 11 сентября 2016
Искомая зверь
Между огромным мощным тополем с шелестящей листвой
и
Золотыми вечерними окнами.
Темнота и тени. И Волшебство.
Там и стоит она, не дыша, замерев.
Любимая моя, Осень.
и
Золотыми вечерними окнами.
Темнота и тени. И Волшебство.
Там и стоит она, не дыша, замерев.
Любимая моя, Осень.
суббота, 10 сентября 2016
Искомая зверь
Есть вещи, после столкновения с которыми ты никогда не будешь прежним и изменишься навсегда.
Например, невозможно жить по-прежнему, побывав в Яд Вашеме, увидев вживую картины Блейка, услышав на концерте голос Лизы Джерард, прочитав поэзию Тумаса Транстрёмера.
Жизнь распадается на отрезок до фильма One More Time with Feeling и альбома Skeleton Tree и после.
Жизнь главного героя этих произведений, Ника Кейва, рассыпалась на осколки в тот момент, когда один из его младших сыновей-близнецов разбился, упав с утеса.
Фильм One More Time With Feeling посвящен записи альбома и попытке музыканта осознать произошедшую трагедию. У него есть и прикладное назначение — семья Кейва не хочет обсуждать трагедию с журналистами и публикой, поэтому фильм становится ответом на все незаданные вопросы, предваряя выход альбома.
Если кто-то надеется, что это будет история о катарсисе и арт-терапии, то он жестоко заблуждается.
Здесь нет катарсиса, здесь нет выхода из круга боли, здесь нет спасения от того, что случилось.
Ужас таит в себе ужас, а в его глубине прячется кошмар.
Что может быть ужаснее смерти собственного ребенка? Наверное, осознание того, что он перед смертью он был напуган, дезориентирован, смятен, не понимал, где он и что происходит.
Непоправимость этого. Неотменяемость смерти.
Несгибаемость Кейва поражает и пугает одновременно. Потому что перед нами выдающийся разум, разум скорее философа, чем поэта.
Он не дает себе ни единой поблажки и возможности смягчить удар, хотя и сам бы хотел трансформировать случившееся в удобоваримую, спасительную банальность, вроде «он жив в твоем сердце». Но это не так, говорит Ник Кейв. Он в моем сердце, но он не жив. И говорить так об Артуре, использовать эвфемизмы, было бы непочтительно по отношению к его жизни и к его смерти.
Ник Кейв не верит в Бога (которому есть дело до людей). Не верит в призраков и в присутствие мертвых рядом с нами. Не верит в символы и пророчества, заключенные в собственных стихах.
Не верит в спасительную силу искусства.
Критики превозносят его поступок — запись альбома после смерти сына. Но, кажется, искусство здесь сродни привычной рутине, которой надо занять руки и мозг, чтобы не сойти с ума. Просто у него такая рутина, такая профессия. Нет ничего другого, понимаете?
Сам же он говорит, что подобный травмирующий опыт крайне деструктивен для творчества, и работать над новыми песнями ему было трудно.
Больше всего Кейв похож на человека, которому щипцами выкручивают из груди сердце, а у него нет ни малейшей возможности или желания применить анестезию.
Он никогда не будет прежним. Камера ловит его лицо, и ты понимаешь это со всей бесповоротностью противно ухнувшего куда-то вниз сердца.
Сначала ты видишь его лицо. Оно словно бы утратило четкость, стало текучим. Потому что у его обладателя не осталось сил держать его собранным. Как будто оно рассыпалось на множество частей, его собрали заново, но все неуловимо находится не совсем на своих местах.
Потом ты слышишь его голос. Он хрипловатый и ломкий, он говорит запинаясь, с долгими паузами.
Он выглядит очень хрупким и совсем не похож на того веселого, яростно-нежного и грозного человека, которого я недавно видела на концерте в Москве. Этот человек умер или в лучшем случае надолго уснул в июле прошлого года вместе со своим сыном, мы меняем души, не тела.
Сложно рекомендовать этот фильм кому-то. Он не может никого поддержать, хотя в финале Кейв говорит, что они с женой решили быть счастливы, чтобы отомстить (судьбе). Это констатация нашего бессилия перед лицом страдания и смерти. Это мощнейшее исследование не просто человеческого, но мужского, отцовского горя. Наша цивилизация по-прежнему требует от мужчины определенного типа поведения, загоняя его еще глубже в лабиринты травмы и боли.
Потому что в фильме появляется и Сьюзи Кейв, которая может позволить себе самое простое и необходимое для родителя.
Например, слезы.
Или рисунок погибшего сына в руках.
Или букву «А» на цепочке вокруг шеи.
Или просто возможность шить платья (она запустила свою линию одежды), не имея никакого послания для мира.
Это иногда очень важно — просто шить платье, не думая ни о чем другом.
Поэтому раздавленный горем Кейв, который не притворяется «преодолевшим» и спокойно говорит, глядя мертвыми глазами в камеру, что «нормально ничего уже не будет, но это нормально», это очень важная фигура. Фигура горюющего отца, который не скрывает того, что у него на сердце.
Да, в фильме нет обещания чуда. Потому что смерть конечна и непоправима.
Но он отвечает на главные мои вопросы. Например, пресловутый «Возможна ли поэзия после Освенцима» (после Беслана, после ГУЛАГа, после 11 сентября, после Хиросимы, после чего угодно).
Только она и возможна, ибо она заслоняет нас от этого ужаса, она — последний оплот на его пути.
И если бы на землю прилетели инопланетяне и спросили меня, что такое человек, я бы показала им этот фильм. Потому что он об ужасе, бессмысленности и совершенстве человеческой жизни. О человеческой храбрости и о любви к тем, кто рядом, и кого рядом нет.
Кажется, единственный светлый момент фильма в том, что вокруг Кейва очень много любви.
И эта поразительная тихая женщина с округлым, немного птичьим лицом. Его жена.
И этот мальчик, которому теперь суждено нести на себе печать сходства со знаменитым отцом и с погибшим братом.
И этот косматый бородач, который обнимает его растрескавшийся голос своей диковатой музыкой, пеленает и укутывает в слои звука. Больше, чем соавтор, больше, чем друг.
А на титрах звучат голоса его сыновей, которые поют песню Мэриан Фэйтфулл. Она перерастает в черновой набросок заглавной песни альбома. Кажется, единственной, в которой звучит надежда. Этим и отличается альбом от фильма (искусство от жизни), искусство обещает нам катарсис, оно может исцелять. Я надеюсь, что где-то найдется лекарство и от его скорби.
Например, невозможно жить по-прежнему, побывав в Яд Вашеме, увидев вживую картины Блейка, услышав на концерте голос Лизы Джерард, прочитав поэзию Тумаса Транстрёмера.
Жизнь распадается на отрезок до фильма One More Time with Feeling и альбома Skeleton Tree и после.
Жизнь главного героя этих произведений, Ника Кейва, рассыпалась на осколки в тот момент, когда один из его младших сыновей-близнецов разбился, упав с утеса.
Фильм One More Time With Feeling посвящен записи альбома и попытке музыканта осознать произошедшую трагедию. У него есть и прикладное назначение — семья Кейва не хочет обсуждать трагедию с журналистами и публикой, поэтому фильм становится ответом на все незаданные вопросы, предваряя выход альбома.
Если кто-то надеется, что это будет история о катарсисе и арт-терапии, то он жестоко заблуждается.
Здесь нет катарсиса, здесь нет выхода из круга боли, здесь нет спасения от того, что случилось.
Ужас таит в себе ужас, а в его глубине прячется кошмар.
Что может быть ужаснее смерти собственного ребенка? Наверное, осознание того, что он перед смертью он был напуган, дезориентирован, смятен, не понимал, где он и что происходит.
Непоправимость этого. Неотменяемость смерти.
Несгибаемость Кейва поражает и пугает одновременно. Потому что перед нами выдающийся разум, разум скорее философа, чем поэта.
Он не дает себе ни единой поблажки и возможности смягчить удар, хотя и сам бы хотел трансформировать случившееся в удобоваримую, спасительную банальность, вроде «он жив в твоем сердце». Но это не так, говорит Ник Кейв. Он в моем сердце, но он не жив. И говорить так об Артуре, использовать эвфемизмы, было бы непочтительно по отношению к его жизни и к его смерти.
Ник Кейв не верит в Бога (которому есть дело до людей). Не верит в призраков и в присутствие мертвых рядом с нами. Не верит в символы и пророчества, заключенные в собственных стихах.
Не верит в спасительную силу искусства.
Критики превозносят его поступок — запись альбома после смерти сына. Но, кажется, искусство здесь сродни привычной рутине, которой надо занять руки и мозг, чтобы не сойти с ума. Просто у него такая рутина, такая профессия. Нет ничего другого, понимаете?
Сам же он говорит, что подобный травмирующий опыт крайне деструктивен для творчества, и работать над новыми песнями ему было трудно.
Больше всего Кейв похож на человека, которому щипцами выкручивают из груди сердце, а у него нет ни малейшей возможности или желания применить анестезию.
Он никогда не будет прежним. Камера ловит его лицо, и ты понимаешь это со всей бесповоротностью противно ухнувшего куда-то вниз сердца.
Сначала ты видишь его лицо. Оно словно бы утратило четкость, стало текучим. Потому что у его обладателя не осталось сил держать его собранным. Как будто оно рассыпалось на множество частей, его собрали заново, но все неуловимо находится не совсем на своих местах.
Потом ты слышишь его голос. Он хрипловатый и ломкий, он говорит запинаясь, с долгими паузами.
Он выглядит очень хрупким и совсем не похож на того веселого, яростно-нежного и грозного человека, которого я недавно видела на концерте в Москве. Этот человек умер или в лучшем случае надолго уснул в июле прошлого года вместе со своим сыном, мы меняем души, не тела.
Сложно рекомендовать этот фильм кому-то. Он не может никого поддержать, хотя в финале Кейв говорит, что они с женой решили быть счастливы, чтобы отомстить (судьбе). Это констатация нашего бессилия перед лицом страдания и смерти. Это мощнейшее исследование не просто человеческого, но мужского, отцовского горя. Наша цивилизация по-прежнему требует от мужчины определенного типа поведения, загоняя его еще глубже в лабиринты травмы и боли.
Потому что в фильме появляется и Сьюзи Кейв, которая может позволить себе самое простое и необходимое для родителя.
Например, слезы.
Или рисунок погибшего сына в руках.
Или букву «А» на цепочке вокруг шеи.
Или просто возможность шить платья (она запустила свою линию одежды), не имея никакого послания для мира.
Это иногда очень важно — просто шить платье, не думая ни о чем другом.
Поэтому раздавленный горем Кейв, который не притворяется «преодолевшим» и спокойно говорит, глядя мертвыми глазами в камеру, что «нормально ничего уже не будет, но это нормально», это очень важная фигура. Фигура горюющего отца, который не скрывает того, что у него на сердце.
Да, в фильме нет обещания чуда. Потому что смерть конечна и непоправима.
Но он отвечает на главные мои вопросы. Например, пресловутый «Возможна ли поэзия после Освенцима» (после Беслана, после ГУЛАГа, после 11 сентября, после Хиросимы, после чего угодно).
Только она и возможна, ибо она заслоняет нас от этого ужаса, она — последний оплот на его пути.
И если бы на землю прилетели инопланетяне и спросили меня, что такое человек, я бы показала им этот фильм. Потому что он об ужасе, бессмысленности и совершенстве человеческой жизни. О человеческой храбрости и о любви к тем, кто рядом, и кого рядом нет.
Кажется, единственный светлый момент фильма в том, что вокруг Кейва очень много любви.
И эта поразительная тихая женщина с округлым, немного птичьим лицом. Его жена.
И этот мальчик, которому теперь суждено нести на себе печать сходства со знаменитым отцом и с погибшим братом.
И этот косматый бородач, который обнимает его растрескавшийся голос своей диковатой музыкой, пеленает и укутывает в слои звука. Больше, чем соавтор, больше, чем друг.
А на титрах звучат голоса его сыновей, которые поют песню Мэриан Фэйтфулл. Она перерастает в черновой набросок заглавной песни альбома. Кажется, единственной, в которой звучит надежда. Этим и отличается альбом от фильма (искусство от жизни), искусство обещает нам катарсис, оно может исцелять. Я надеюсь, что где-то найдется лекарство и от его скорби.
Искомая зверь
Чудесная подборка самых уютных осенних рецептов на английском языке.
Много выпечки, тыквы, корицы, алкоголя, карамели и шоколада.
Много выпечки, тыквы, корицы, алкоголя, карамели и шоколада.
четверг, 08 сентября 2016
Искомая зверь
Эти закатные
Немыслимо-розовые облака
Не гаснут в ночи
Не растворяются в небесах
А превращаются в румяные яблоки
Которые пахнут медом, холодом и росой
Говорят, что они называются так:
Мельба.
Немыслимо-розовые облака
Не гаснут в ночи
Не растворяются в небесах
А превращаются в румяные яблоки
Которые пахнут медом, холодом и росой
Говорят, что они называются так:
Мельба.
среда, 07 сентября 2016
Искомая зверь
Я проснулась, сжимая что-то круглое и твердое в руке. Оказалось, что это каштан. Хочется верить, что туда его положили феи, пока я спала и видела осенние сны.
Но я знаю, что он выпал из кармана плаща, и его припрятали младенец и кошка до следующих веселых игр.
Но я знаю, что он выпал из кармана плаща, и его припрятали младенец и кошка до следующих веселых игр.
вторник, 06 сентября 2016
Искомая зверь
05.09.2016 в 16:10
Пишет Xronika:Сказки осеннего леса.URL записи
Специально для rivulet , которая всегда вдохновляет меня своими волшебными записями про осень.
понедельник, 05 сентября 2016
Искомая зверь
"Осень естественным образом меняет характер нашего общения с природой. Летом мы на ней отдыхали: она себе цвела и была милой (насекомые не в счёт 
), а мы ей скорее пользовались. Человек + лето — это и правда несколько эгоистическое взаимодействие, хотя и активное. Лето делает нам удобно и благоприятно.
Осень же — обращает на себя внимание. Она вся такая: «а поговорить?» И с осенней природой мы начинаем общаться. Замечать её — не как приятный фон, а как главное действующее лицо (потому что реально красиво же — и очень ярко). Получать подарки и рассматривать их — все эти листья, каштаны… Различать и понимать запахи осеннего воздуха. Считаться с ней — приспосабливаться под меняющуюся погоду.
И что-то такое особенное чувствовать. Потому что лето и зима — стабильные состояния. Их месяцы различаются, но все говорят примерно об одном. А осень и весна — динамичные, и от первого своего месяца к последнему ставят радикальный сюжетный спектакль про перемены. Весна — про вечность и возрождение. Осень — про мудрость и смерть. Вот мы и ходим всю осень, проживая смерть. Радостную, красивую, страшную, унылую — все её оттенки по очереди (а иногда и сразу)".
Лида Павлова, Путь по картам.
), а мы ей скорее пользовались. Человек + лето — это и правда несколько эгоистическое взаимодействие, хотя и активное. Лето делает нам удобно и благоприятно. Осень же — обращает на себя внимание. Она вся такая: «а поговорить?» И с осенней природой мы начинаем общаться. Замечать её — не как приятный фон, а как главное действующее лицо (потому что реально красиво же — и очень ярко). Получать подарки и рассматривать их — все эти листья, каштаны… Различать и понимать запахи осеннего воздуха. Считаться с ней — приспосабливаться под меняющуюся погоду.
И что-то такое особенное чувствовать. Потому что лето и зима — стабильные состояния. Их месяцы различаются, но все говорят примерно об одном. А осень и весна — динамичные, и от первого своего месяца к последнему ставят радикальный сюжетный спектакль про перемены. Весна — про вечность и возрождение. Осень — про мудрость и смерть. Вот мы и ходим всю осень, проживая смерть. Радостную, красивую, страшную, унылую — все её оттенки по очереди (а иногда и сразу)".
Лида Павлова, Путь по картам.
воскресенье, 04 сентября 2016
Искомая зверь
После первого сентября осень начинает отсчитывать свое время.
В зеленой массе деревьев за окном появляются желтые пятна.
Так разгораются первые фонари, возвещая приход темноты.
На сером стволе рябины за окном быстрое движение, слишком необычное для синиц или даже дроздов. И вот я уже во все глаза смотрю на дятла, который скачет по дереву, показывая мне свой кирпично-красный животик. Что он делает здесь, в городе? Сегодня он мой глашатай осени.
В зеленой массе деревьев за окном появляются желтые пятна.
Так разгораются первые фонари, возвещая приход темноты.
На сером стволе рябины за окном быстрое движение, слишком необычное для синиц или даже дроздов. И вот я уже во все глаза смотрю на дятла, который скачет по дереву, показывая мне свой кирпично-красный животик. Что он делает здесь, в городе? Сегодня он мой глашатай осени.
суббота, 03 сентября 2016
Искомая зверь
1. Закружиться в разноцветном листопаде.
2. Поносить вязаное и клетчатое.
3. Придумать осенний плейлист с фейско-кельтскими композициями.
4. Расслышать песню ветра и ритм дождя за окном.
5. Охотится за самыми красивыми желудями и каштанами
6. Носить теплое, серое и уютное, пробираясь сквозь туман этих месяцев.
7. Ждать новый альбом Коэна с благоговением и новый альбом Кейва - с болью в сердце.
8. Найти приятное волшебное чтение для сумеречных вечеров.
9. Печь хлеб и готовить разные вафли. Например, тыквенные, шоколадные, гречневые и маковые.
10. Пробовать новые рецепты яблочных пирогов.
11.Смотреть, как движутся тени, слушать, как падают листья.
12. Научиться делать заварное тесто. Жизненно необходимое умение!
13. Найти согревающие рецепты сытных рагу и воплотить их в мультиварке.
14. Полакомиться хурмой, инжиром и виноградом.
15. Начать подготовку к Празднику фонариков (11 ноября)
16. Принести уже с работы все эти уютные винтажные книжки про мышей и лесных жителей. Посмотреть их с ребенком.
17. Заказать авторский календарь
18. Готовить настоящие осенние напитки - сидр с пряностями, глинтвейн, какао с маршмеллоу, шоколад с пряностями.
19. Сходить в уютное кафе и попробовать там что-то необычное и пряное.
20. Смотреть, как засыпает лес и линяют белки.
21. Ставить горящие свечи к темному окну.
22. Сделать список осенних сериалов для просмотра/пересмотра длинными вечерами за рукоделием.
23. Писать об этом, славить осень и все ее дни.
пятница, 02 сентября 2016
Искомая зверь
Как я ждала ее, как готовилась. Во-первых, пополнила запасы пряностей: корица (молотая и палочки), кардамон (без него на темную половину года лучше не ходить), кунжут, гвоздика, душистый перец, имбирь (время глинтвейнов, пунша и напитков со специями). Во-вторых, достала поближе длинные шарфы и теплые платки (а еще мне нужна смешная шапка и красивые перчатки, впрочем, можно и наоборот). В-третьих, проверила запас свечей, чтобы было что зажигать в темноте. В ванной переставила духи так, чтобы было удобно брать те, что пахнут мокрым деревом, сырой землей, трубочным табаком и пылью. Я готова, покажи мне свои чудеса!
четверг, 01 сентября 2016
Искомая зверь
Я сижу и смотрю на циферблат разбитых часов. Он похож на лужу с растрескавшимся октябрьским ледком.
Осень-осень, мы делаем шаг, мы выходим за порог, мы крепко сжимаем в руке зонт.
Самое время отправится в новое путешествие к туманным границам ноября, через все золото, кровь и ржавчину деревьев.
В конце аллеи белеет дверь из гладких костей Зимы. Она тоже ждет меня.
Осень-осень, мы делаем шаг, мы выходим за порог, мы крепко сжимаем в руке зонт.
Самое время отправится в новое путешествие к туманным границам ноября, через все золото, кровь и ржавчину деревьев.
В конце аллеи белеет дверь из гладких костей Зимы. Она тоже ждет меня.
вторник, 30 августа 2016
Искомая зверь
Лето заканчивается,
осень уже за углом.
И это значит, что...
Правильно!
Скоро пойдут все дни осени, один за другим или как получится!
Сохраняю впечатления и рецепты.
Закачиваю красивые картинки на сервер.
Вот-вот сорвется первый лист-день.
осень уже за углом.
И это значит, что...
Правильно!
Скоро пойдут все дни осени, один за другим или как получится!
Сохраняю впечатления и рецепты.
Закачиваю красивые картинки на сервер.
Вот-вот сорвется первый лист-день.
пятница, 19 августа 2016
Искомая зверь
Одной ногой все еще в лете, но мыслями я уже в грядущей осени и зиме.
Чувствую, как клубится волшебство вокруг, собирается в тучи, проливается дождями. Скоро, совсем скоро начнется моё время.
Дни наполнены заботами и работой. Её очень и очень много, но за иллюзией "счастливой мамы и жены, работающей в декрете" стоит много чего. Моя семья, которая готова поддержать и взять на себя моего ребёнка. Мои маленькие передышки, без которых этот груз невозможно вынести. Горячий шоколад с маршмеллоу и морковный торт за столиком у окна после целого дня плача, криков и ежеминутной вовлеченности в жизнь дочери. Час времени наедине с городом.
Шоколад с перцем и вишней и чашка чая в благословенной тишине уснувшего дома. Красавица луна, запутавшаяся в ветвях деревьев.
Окно-оберег. Слева яблоня с зарумянившимся плодами, справа рябина. Лучший вид из окна, который только можно представить.
Чувствую, как клубится волшебство вокруг, собирается в тучи, проливается дождями. Скоро, совсем скоро начнется моё время.
Дни наполнены заботами и работой. Её очень и очень много, но за иллюзией "счастливой мамы и жены, работающей в декрете" стоит много чего. Моя семья, которая готова поддержать и взять на себя моего ребёнка. Мои маленькие передышки, без которых этот груз невозможно вынести. Горячий шоколад с маршмеллоу и морковный торт за столиком у окна после целого дня плача, криков и ежеминутной вовлеченности в жизнь дочери. Час времени наедине с городом.
Шоколад с перцем и вишней и чашка чая в благословенной тишине уснувшего дома. Красавица луна, запутавшаяся в ветвях деревьев.
Окно-оберег. Слева яблоня с зарумянившимся плодами, справа рябина. Лучший вид из окна, который только можно представить.